В конце 2023 года увидела свет книга психолога, выпускника магистратуры по интегральной психологии Университета Дж. Ф. Кеннеди Ильи Никитина «Жуткое. Интегральное исследование тени» (СПб.: Скифия, 2023). Вступление к книге написал гл. ред. журнала «Эрос и Космос» Евгений Пустошкин, который и побеседовал с автором о феномене тени.
— Илья, расскажите, пожалуйста, о себе и о своём профессиональном пути? Как у вас развился интерес к интегральной психологии?
— К интересу в области интегральных областей знания я, как бы это ни прозвучало странно, пришёл через теоретический психоанализ. Приближаясь в начале 2010-х к окончанию своего обучения на программе организационной психологии в НИУ ВШЭ (Россия, Санкт-Петербург) я проникся идеей, что моё исследовательское любопытство тяготеет к области психологии личности и тогда же, пожалуй, впервые столкнулся с поставившим меня в научное затруднение откровением, что никакой психологии (ед. ч.) не существует, но есть психологии (мн. ч.). Для меня стало открытием, что дисциплина, в действительности, находится в препарадигматической стадии своего развития, то есть представляет собой разветвлённую сетку теорий и концепций, зачастую совершенно лишенных общей научной базы (фундаментальной основы) и неспособных вести друг с другом диалог по причине радикальных метапсихологических разногласий. Данное открытие, в свете моего интереса к теориям личности, привело меня к необходимости взять на вооружение сразу несколько более или менее общепризнанных научных концепций: ортодоксальную психоаналитическую теорию (фрейдизм), ряд неофрейдистских теорий (Малер, Эриксон, Салливан), — и приступить к первым опытам в области научного синтеза и междисциплинарного анализа, результатом чего стала работа, посвященная психобиографии немецко-американского писателя, новеллиста и поэта Ч. Буковски. Так я пришёл к понимаю, что мой фундаментальный интерес лежит в области формирования целостного, но не фрагментированного представления о предмете исследования психологии — человеческой душе, в широком смысле слова.
Позже, выбирая для себя программу для углубления знаний в данной области, я наткнулся на интегральную психологию и одноименную магистерскую программу в Университете Джона Ф. Кеннеди (JFKU) в Калифорнии, США. Беглое изучение доступных англоязычных источников по теме привело меня к мысли о том, что сформулированные К. Уилбером в его ранних работах идеи (в первую очередь в книгах The Spectrum of Consciousness [«Спектр сознания»] и No Boundary [«Безграничное»]) резонируют с моими тогда ещё размыто сформулированными, но уже захватившими идеями об интегративности. Такими перипетиями я приступил к обучению в JFKU и начал свой путь в области интегральной психологии, продолжающийся по сей день.
— Как проходило обучение на этой программе в JFKU? Поделитесь, пожалуйста, своим опытом общения с преподавателями и студентами-сокурсниками. Если не ошибаюсь, данный вуз более не предлагает таких программ, поэтому крайне ценны любые воспоминания.
— Да, в отношении JFKU всё верно, с 2021 года институт был поглощен материнской организацией National University и более не предлагает программ в области интегральной психологии. В период моего обучения университет был вечерней школой, т.е. институцией для работающих профессионалов — тех, кто имеет возможность посещать классы только во второй половине дня. Соответственно, учебный контингент варьировался по возрасту от вчерашних бакалавров до тех, кто завершил трудовую деятельность по выходу на пенсию и решил получить новую специальность для души, так сказать; так, средний возраст студентов колебался в районе 35–40 лет, т. е. моими сокурсниками были сформировавшиеся профессионалы в основном помогающих специальностей (частнопрактикующие психологи-консультанты, социальные работники, представители разношерстных медицинских направлений) с совершенно различным и этнокультурным бэкграундом тоже: локалы, эмигранты, иностранцы как я, местные национальные меньшинства. В этом смысле принципы инклюзивности и многообразия цвели ярким цветом, что конечно имело позитивное влияние на образовательную среду.
Сами занятия в школе происходили в основном в формате открытых семинаров: лекции профессоров занимали около половины времени класса, оставшееся время уделялось совместному обсуждению материала и обмену мнениями, опытом и инсайтами; к слову, это и было одним из ключевых разительных отличий от того, к чему я привык за время обучения в Высшей школе экономики — нам не начитывали материал, но делали всех полноправными соучастниками обучающего процесса. Каждый профессор представлял собой играющего тренера, и это выражалось буквально во всем: от формата преподавания до формата промежуточных работ, которые стимулировали собственные размышления, глубокую проработку и пропускание материала через собственный опыт. Последний, к слову, также был крайне многообразен. Студенты помимо базовых курсов набирали больше половины выборных классов и опции варьировались по широчайшему спектру интегральных дисциплин: эннеаграмма личности, духовность, символы и сновидения, мировая религия и духовность, трансперсональная психология, «алмазный» подход Алмааса, интегральная теория Уилбера и многих иных других. В ходе ряда занятий были и практики: медитация, шаманистские барабаны, даже устойчивое развитие через огородничество (может прозвучать смешно, но это был реальный курс выездных занятий на органической ферме в пригороде Сан-Франциско!).
Студенческая жизнь не была слишком насыщенной в силу того факта, что школа была вечерней, но даже тогда мы с однокурсниками умудрялись собираться по уикендам для философских дебатов, научной полемики и обычного студенческого времяпрепровождения; атмосфера очень «склеивала» всех вместе, — пожалуй, играл на руку сознательный выбор учебной программы людьми, принявшими решение потратить значительное время и деньги на именно эту программу, что формировало очень тесные профессиональные интересы, мы были действительно увлечены тем, что изучали в классах. Сейчас многие из тех, с кем мне посчастливилось учиться, ушли в науку: получили степени докторов философии в интегральных институциях Калифорнии (преимущественно California Institute of Integral Studies [Калифорнийский институт интегральных исследоваий]), издали свои работы в виде печатных книг. С полной уверенностью я могу сказать, что не променял бы опыт обучения в JFKU, пожалуй, ни на что. Это было действительно очень духовно и интеллектуально обогащающее время, которое я вспоминаю с теплотой.
— Итак, в конце года вышла ваша книга «Жуткое», посвящённая интегральному исследованию тени. Расскажите, пожалуйста, как вы пришли к её написанию и в чём её основные идеи?
— Не буду скрывать, «Жуткое» появилось как развитие моего магистерского тезиса. Я начал работать над данным материалом, увлекшись концепцией Юнга в начале своего обучения на программе по интегральной психологии, и сформулировал основные положения книги уже к своему выпуску в одноименной работе, с которой защищался в JFKU. Сама по себе тень, при этом, для меня всегда являлась очень личным феноменом, и хотя итоговая книга и представляет собой образец метапсихологического исследования, сама интрапсихическая структура лично для меня оставалась и остаётся вполне осязаемым психологическим образованием; я провёл достаточное количество времени, интроспективно изучая тень как личную, так и наблюдая её проявления у других — людей, групп, социальных институтов, — и могу с полной уверенностью утверждать, что это не абстрактный феномен, но верный спутник человеческого Я, который следует за ним по пятам — собственно, как физическая тень в осязаемом мире. Неприглядная сторона собственной личности, всё то, в чём стыдно самому себе признаться и что мы с исступлением в себе отрицаем или сознательно загоняем под ковёр бессознательного — совокупность противоположного той маске, Персоне, что мы носим в обществе, чтобы не подвергаться социальному остракизму, — всё это является неотъемлемой частью человеческой природы, незыблемой его составляющей. Не адресуя данный феномен, игнорируя его, мы буквально слепнем на один глаз, искажая своё представление о себе и о мире вокруг, принимая только фасадную его сторону. И ведь это касается не только отдельно взятого субъекта, кто согласно известному религиозному изречению в собственном глазу бревна не замечает, а у другого соринку заметит, но и общества в целом. Апологеты высокой духовности и нравственности регулярно оказываются вовлечены в унизительные, постыдные скандалы; воспевающие патриотизм голоса зачастую не больше, чем декларанты; проповедники мира распаляют мировой пожар — список можно продолжать сколь угодно долго.
В этом, пожалуй, и есть основная идея «Жуткого»: злое начало человека — это не просто бросать мусор мимо урны и сетовать на грязь в своем домохозяйстве, но нечто значительно большее. Это отвергнутые части собственного тела и мускульные зажимы, хронические напряжения; предрассудки, ксенофобия и нетерпимость; наконец, институты ненависти, уничижающие человеческое достоинство как бесчисленные осовремененные тонтон-макуты и не смолкающее в прайм-тайм на федеральных каналах «Радио тысячи холмов». «Жуткое» — это про то, что всепроникновенность зла не имеет границ и про то, что всё начинается с одного человека, с себя. «Жуткое» — это приглашение взглянуть на себя в зеркало, сняв цветные очки.
— Какую перспективу на феномен тени привносит, на ваш взгляд, интегральный подход Кена Уилбера и его коллег?
— Ключевое упущение юнгианских аналитиков в вопросе разработки теории тени заключалось в одностороннем её понимании. Психологизировав феномен (не «открыв», сделаю на этом акцент), аналитическая психология сумела распознать в сути только индивидуальную тень, даже коллективная была в сущности побочным продуктом иного концепта — коллективного бессознательного, — но не самостоятельным инсайтом. Мы не можем отрицать, что именно Юнг сделал феномен общедоступным для понимания широкой публики и именно его научной школе принадлежит честь быть основным популяризатором концепции, но в методологическом и метапсихологическом смыслах формация тени получилась всё же табуреткой на одной ножке (двух, в лучшем случае).
Именно здесь в свои права вступает интегральная теория и её фундаментальное уложение о том, что любой феномен разворачивается единовременно в нескольких сосуществующих и нелинейно взаимно влияющих плоскостях одной реальности, находящихся в теснейшем переплетении и постоянном взаимодействии. Именно указанное откровение интегрального подхода позволяет рассмотреть феномен тени максимально широко, осветив доселе темные его области: в частности, соматопсихическую и институциональную тени. Без указанной концептуальной рамки (AQAL) понимание такого сложного образования, как тень, было бы принципиально скупо, недостаточно, упрощенно вплоть до существенных упущений.
Впрочем, одного только факта открытия существования иных, не адресованных ранее юнгианскими аналитиками видов тени, также на поверку оказалось недостаточным, ведь вставал закономерный вопрос о механизмах формирования системы, принципах взаимодействия её элементов, законов и правил, по которым она разворачивается на границе индивидуальной и коллективной психики, на пересечении личного тела и тела общественного. Здесь подспорьем выступила общая теория систем, а именно её частное практическое приложение в виде методологии мягких систем, позволившее убедительно увязать все четыре элемента тени воедино и широкими мазками обрисовать, как мне хочется верить, законченный внешний вид системы, или по крайней мере его солидный внешний контур. При учете изложенного, разумеется, стоит отметить, что до формирования законченного, полноценно интегрального концепта тени, ещё значительный объём работ должен быть проведён. Мне хочется верить, что «Жуткое» сможет выступить здесь катализатором дальнейших исследований теоретического и практического толка и простимулирует интерес научного сообщества к обсуждаемой теме.
— В книге вы пишете, что тень представляет собою систему автопоэза (в книге — аутопоэзиса). Что означает этот термин и как это применимо к феномену тени?
— Под аутопоэзисной системой понимается развитая высокоорганизованная система, обладающая качеством обновления, восстановления и воспроизводства самой себя как структуры взаимосвязанных процессов. Более точного термина, чтобы описать тень как систему, пожалуй, представить себе сложно. Ведь, в сути, тень — это не просто атомизированные проявления феномена на разных областях человеческого бытия — интерьере и экстерьере личного и общественного, — но и живое устройство их взаимосвязей и взаимного обмена данными.
Так, если очень огрубить, то тень как систему можно обрисовать следующим образом. Индивид под давлением внутренней самоцензуры, общественной морали и требований раннего окружения отторгает части индивидуальной психики, справляясь с напряжением и нестабильностью, внутренней угрозой целостному и приемлемому образу самого(-ой) себя, и формирует личную и соматопсихическую тени, захоранивая в своей психике и теле отрицаемые, неприемлемые импульсы, драйвы, потребности и желания. Так бессознательно поступает каждый без исключения человек и так, следовательно, в обществе копится совокупность личных теней, в ряде случаев схожих по своим внутренним свойствам; эта совокупность, набрав критическую массу, образуют в сознании группы гомогенную матрицу — бессознательные концепции сходного значения, свойственные значительному числу индивидов, — которая претерпевает, в случае своей массовости, запечатление на коллективном бессознательном, образно говоря, отпечатывается в нём и формирует устойчивый смысловой кластер (становится частью коллективной тени).
Как любой феномен индивидуального психического находит свое закономерное проявление в соматическом выражении, коллективная тень в свою очередь начинает персонифицироваться (проявляться) в институциональной тени в виде функциональных структур (институтов), отражающих каждый конкретный смысловой кластер (конкретную идею из коллективной тени); например, устойчивая в коллективном бессознательном идея сексизма как смысловой кластер коллективной тени имеет функциональную структуру в виде социальных групп на манер «Мужского государства» (признано экстремистским на территории Российской федерации) в институциональной тени. Так, в самых общих чертах, завершается круг формирования тени как системы, — личные тени формируются в индивидуальной психике и развиваются синхронно с соматопсихическими тенями, набирают вес и формируют гомоногенные матрицы, отпечатывающиеся в коллективной тени в виде смысловых кластеров, которые порождают функциональные структуры, образующие институциональную тень, и в обратном порядке: через уже сформировавшийся социум и институции коллективная и институциональные тени довлеют над индивидами, формируя личные тени, и так до бесконечности по кругу. Именно это и характеризует тень как аутопоэзисную систему и её саморегуляцию, самовоспроизводство, определённую автономность.
— Высокая и утончённая интуиция о феномене тени! На мой взгляд, такое видение автопоэза, или аутопоэзиса, теневой системы по-настоящему стоит развивать, добавив к этому ещё и взгляд нейрофеноменологии Франсиско Варелы и Умберто Матураны, собственно предложивших сам термин «аутопоэзис»/«автопоэз»: каким образом тень самоорганизуется с точки зрения нейрофизиологических систем объективного квадранта по Кену Уилберу. Следующий вопрос, который я хотел бы задать: при рассмотрении тени вы обратились в своей работе к модели психосинтеза Ассаджоли (Ассаджиоли). Можете пояснить, почему и в чём специфика этого подхода?
— Спасибо, Евгений. Разумеется, предложенная «Жутким» система открыта к дополнениям и — как я отметил ранее, — это одно из приоритетных направлений для дальнейших исследований с целью создания законченной концептуальной модели тени. Целью моего обращения именно к психосинтезу было стремление «заземлить» феномен тени в структуре индивидуальной психики человека. Принимая во внимание, что психические образования (как они понимаются в психоанализе) являются своего рода абстрактными понятиями, не поддающимися количественному описанию или непосредственному наблюдению (как нейропластичность мозга или ещё банальнее, внутренние органы человека), принципиально важным было не только описать тень как интрапсихический феномен, но и локализовать его, соотнести с иными ментальными конструкциями (желательно, уже знакомыми подготовленному читателю). Фрейдистская модель, вторая топика (эго, суперэго и оно) — простая и изящная картография индивидуальной психики, крайне удобная в практическом клиническом сеттинге, но совершенно лишенная нюансов для метапсихологической практики — была совершенно неприменима для данной цели.
Так, мой выбор остановился на овальной диаграмме психосинтеза как наиболее детально проработанной интегральной картографии, сочетающей в себе как западные, так и восточные традиции понимания (осмысления) психики: лучше, чем это делает какая-либо иная модель индивидуального сознания из известных мне. Но даже при учете изложенного остается справедливым ремарка Харди о том, что «как и любая хорошая карта, овальная диаграмма представлена читателю как инструмент, чрезмерно упрощающий сложную реальность, и она достаточно хороша до тех пор, пока не появится что-то лучшее».
Для целей «Жуткого» что-то лучшее, чем овальная диаграмма Ассаджиоли, в психоаналитически ориентированных теориях не нашлось, но и она, в свою очередь, оказалась имеющей существенное упущение: так, в ней не оказалось места низшим архетипам, к которым относится и тень; так, к принятой в психосинтезе модели пришлось сделать дополнение, что и завершило процесс отрисовки тени в индивидуальном сознании. Указанное, повторюсь, имело принципиальное значение для всей работы по тени — в противном случае от академического предметного разговора мы бы ушли в поп-психологическое бульварное мамбо-джамбо, не имея под ногами серьезной научной основы, фундамента. Заземление тени в модели психического аппарата, мне видится, исправило это.
— В своей книге вы обратились к феноменологии двойничества и её представленности в литературе. Какое отношение двойничество имеет к феномену тени, на ваш взгляд?
— Двойничество — это незыблемая в исторической ретроспективе концепция-спутник тени. Идея уходит корнями в доцивилизационные, дохристианские периоды человеческой истории, во времена аборигенных народов, впервые связавших двойника с физической тенью как объектом материального мира, или, как считалось, с душой. Так, для целого ряда разрозненных, несвязанных друг с другом древних народов (географически разбросанных от Сибири до Новой Гвинеи), физическая тень понималась как телесная душа человека, его дословно двойник, подтверждением чего являются не только обширные антропологические данные, собранные исследователями первобытных племён, но даже их язык, — для ряда диалектов и наречий слова «тень» и «душа» используются в качестве синонимов. Данная концепция была широко распространена по земному шару и просуществовала практически в неизменной форме до конца XVIII века, пока не претерпела изменения, превратившись в доппельгангера, зловещего двойника в творчестве немецких романистов (уже гораздо лучше знакомых современному читателю по таким романам, как «Песочный человек» Гофмана, «Портрет Дориана Грея» Уайльда и многим другим не менее именитым работам, в числе которых, к слову, немало и русскоязычных произведений за авторством Достоевского, Толстого, Одоевского и прочих романистов), а после — психологизировавшись в русле психоанализа (Ранк, Фрейд), и далее в аналитической психологии Юнга. За большими подробностями интересующегося многовековым развитием и эволюцией феномена тени читателя мне остается здесь только отослать к соответствующему разделу «Жуткого», где данная тема разбирается в обширных деталях.
— Имеется ли в виду, что подобный «доппельгангер» — носитель вытесненных аспектов личности человека, носитель его тени? Как странный двойник агента Купера из третьего сезона «Твин Пикс» Дэвида Линча.
— Доппельгангер, в интерпретации предложившего термин немецкого писателя Поля дословно понимаемый как «идущий парой», — это как будто бы квази-самостоятельная половина, но формирующая единое целое с недостающей частью, действительно может быть понят в качестве тёмной стороны человека, фактически его (её) отделенная тень или «другой я», мой двойник, персонифицирующий худшее во мне, противоположность всего лучшего, что есть в человеке. В качестве наглядного примера здесь я бы привёл более, возможно, понятный читателю образ «Чёрного человека» из одноименного стихотворения Есенина 1926 г. — донимающий страдающего, больного поэта, демонстрирующий последнему тёмное в нём, как в зеркале: «Чёрный человек / На кровать ко мне садится, / Чёрный человек / Спать не даёт мне всю ночь. <…> Водит пальцем по мерзкой книге / И, гнусавя надо мной, / Как над усопшим монах, / Читает мне жизнь / Какого-то прохвоста и забулдыги, / Нагоняя на душу тоску и страх». Таким образом, доппельгангер является получившей определённую самостоятельность тенью, диссоциированной частью личности, в такой крайней манере отвергнутой самим человеком, что живущей, кажется, самостоятельной жизнью. В художественно-изящной, образной и несколько гипертрофированной форме Стивенсон изобразил такого зловещего двойника в образе Эдварда Хайда или, если мы посмотрим на более броский пример из современного кинематографа, это будет супергеройский персонаж вселенной Marvel Халк.
— Также феномен доппельгангера фигурирует в знаменитых фэнтезийных произведениях Макса Фрая («Хроники Ехо»). Благодарю вас за эту интереснейшую беседу. В заключение: есть ли, быть может, вопрос, который вы хотели бы, чтобы вам задали, и на который вы могли бы сами ответить?
— Благодарю и Вас за эту возможность рассказать больше про тень и, надеюсь, простимулировать общественный интерес к феномену. Всё, что осталось за кадром нашей беседы, полагаю, читатель сможет найти в «Жутком» и других работах, доступных на русском языке: например, Роберта Джонсона или Джеймса Холлиса, также сейчас доступных на популярных маркетплейсах к покупке.